Юстас Палецкис
Жизнь
Путешествия

Путешествие в детство и юность

Эта книга принадлежит перу литовского поэта и публициста Юстаса Палецкиса — видного общественного и государственного деятеля, Героя Социалистического Труда. Сын кузнеца, в юности печатник и плотник, затем учитель и журналист в буржуазной Литве, Палецкис приходит в ряды революционных борцов за дело народа. В течение почти 30 лет он являлся председателем Президиума Верховного Совета Литовской СССР и заместителем Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Самые волнующие события этой большой жизни, встречи с руководителями партии и правительства, деятелями литературы и искусства, впечатления от поездок более чем в 50 стран всех континентов ярко показаны автором на широком историческом фоне.

ПРЫЖОК В ТЕМНОТУ

Военный переворот,— Меньшинство сейма «избирает» президентом Сме­тану.— «Шли власть иметь, или на виселице висеть».— Планы борь­бы.—■ «Работал сколько мог, умираю за нашу общую цель...» — У могилы расстрелянных коммунистов.— Буря в стакане воды.— В Каунас прибы­вает товарищ Матас.— «Выл он пер­вым президентом, станет и послед­ним...»

х\аунас спокойно и благо­душно готовился к юбилею президента Гринюса. Газета «Летувос жинёс» 16 декабря сообщила, что на следующий день выйдет увеличенный номер с материалами, ему посвящен­ными. Какойто купец призывал своих коллег украсить вит­рины портретами президента. Готовя к печати свой журнал, я обрадовался оригинальному графическому портрету Гри­нюса, который нарисовал и уступил мне поэт Тильвитис. Правительственная газета «Летува» и «Летувос жинёс» по­местили сообщение, что президента будут поздравлять пред­ставители армии...

Наступило утро 17 декабря. По обыкновению, я вышел из дома рано, хотя до ЭЛЬТЫ путь недалекий. Хмурое утро обещало пасмурный, холодный зимний день. На углу улиц Донелайтиса и Мицкевича я увидел группу людей, которые читали какуюто бумагу, приклеенную на стене дома. При­близившись, прежде всего заметил подпись: «Временная Военная Власть».

«Переворот!»—мелькнула первая мысль, и дрожь про­бежала по телу.

Поспешно прочитал все обращение «К общественности», как гласил заголовок. В нем говорилось:

«Литовская армия... увидев, что нынешний сейм и пра­вительство продают нашу родину большевикам и инород­цам,  решила  временно  взять  власть  в  свои  руки,  чтобы

немедленно передать эту власть в руки подлинных сынов Литвы. Во всей стране объявляется военное положение, а в Каунасе осадное положение. Всем приказывается выполнять свои обязанности; не выполняющие своих обязанностей бу­дут преданы военнополевому суду».

Прохожие безмолвно читали сообщение и молча расхо­дились. Чуть ли не бегом я поспешил в ЭЛЬТУ. Едва вошел в свой кабинет, меня пригласил доктор Ю. Шаулис, дирек­тор административного департамента министерства. Хотя мы были мало знакомы, он както тепло поздоровался и спросил, что мне известно о перевороте. Кроме расклеенного сообщения, я еще ничего не успел узнать и сказал, что, веро­ятно, хадеки выполнили свои угрозы.

—        Кажется, не столько хадеки, сколько Сметона. Это его
план. Будем иметь диктатуру Сметоны,— вздохнул Шаулис.

Он рассказал, что переворот совершили офицеры под руководством Плехавичюса, который освобожден с гаупт­вахты. Из тюрьмы освобожден и ГригалюнасГловацкис. Офицеры ночью пришли в сейм и разогнали его. Все члены правительства арестованы, президент Гринюс содержится под домашним арестом.

—        Вот каков юбилей президента! Это опасная авантюра,
очень опасная! — воскликнул Шаулис, прощаясь.

В ЭЛЬТЕ сотрудники делились новостями и впечатле­ниями о событиях этой ночи. Оказывается, хадеки и таутининки своими длинными речами нарочито затягивали засе­дание сейма, посвященное обсуждению бюджета. Около трех часов ночи в зал вошла группа офицеров, главным образом летчиков. Офицеры потребовали закрыть заседание и разой­тись, заявив, что они действуют от имени диктатора. Пред­седательствовавший на заседании лидер социалдемократов Кайрис пытался спорить, но офицеры дали на размышление две минуты. В окна депутаты увидели отряд кавалеристов, окруживших здание. Кайрис объявил заседание сейма за­крытым, и депутаты разошлись.

— Неужели никто не пытался сопротивляться? — спро­сил я.

Да, никто из депутатов не проявил мужества хотя бы на словах осудить фашистское насилие. Впоследствии один журналист, живший вместе с членом сейма ляудининком Ралисом, рассказывал, что этот депутат вернулся домой по­сле заседания, лег в кровать и спокойно заснул.